Страшное марево

Страшное марево

Он буйствовал на себя самого. Четрыре каморки, назначенные ему по уходу на эмеритуру царско-генеральским руководством замка, были в южном крыле Града. С пристроенного бордюра, на котором располагалась мощная подзорная труба, он был способен смотреть на «город» - на Рим - и в том месте, очень далеко на пропластке, еще распознавал леса и ласково тревожимые зеленоватые глади холмистого рельефа, из другого окна открывался прекрасный пейзаж на верхнее устье Мольдау: отблескивавшая серебром полоса пропадала в сумрачной далине.

Чтоб хоть бы немного привести в порядок личные взбунтовавшиеся мысли, царский лейб-лекарь подступил к подзорной трубе и, как привычно наобум, уставил на град. Аппарат обладал чрезвычайной приближающей силою - и поэтому лишь крошечным полем зрения. Предметы в нем были так рядом подвинуты к глазу зрителя, что были, мнило, совсем рядом. Лейб-доктор понурился к трубе; в нем прошло невольное вожделение усмотреть на кровле специалиста по очистке труб или какой-нибудь другой счастливый знак. Но, вскрикнув от испуга, он шарахнулся взад. Совершенно свойственных объемов лицо Богемской Елизоветы коварно оскаливалось, защуривая в перископ свои лишенные ресниц веки, как будто бы зрело его и признавало!

Чувство было столь чудовищным, что лейб-медик, дрожа всем сателлитом, некое время трусливо смаргивал в пропитанную лучезарным искрой синь, безустанно предвкушая явления с того места старой работницы борделя, теперь во плоти, да еще, чего хорошего, едущей на венике.

Основательно изумлённый эдакой игрой фортуны, он все таки справился с эмоциями; в конечном итоге, все пояснялось целиком элементарно. Вновь глянув в трубу, он приметил, что старуха сгинула, в поле видения мельтешили нынче странные незнакомые лица; в их выражениях пребывала странная взбаломошенность, дававшаяся и ему.